Казалось бы, обычная история – развод семейной пары, в которой росли двое мальчишек – превратилась в какой-то фантастический триллер с похищениями, нападениями и подозрениями в распространении детской порнографии

Нормальная семья. Отец – профессиональный военный, мама имеет педагогическое образование. Свой просторный дом в станице Грушевской, машина. Двое сыновей (сейчас им – 6 и 4 года) росли веселыми и открытыми. Есть бабушки с обеих сторон, есть любящая тетя.

Потом что-то пошло не так. Сейчас разбираться, кто прав, кто виноват, бессмысленно. У каждой стороны – своя правда. Доподлинно известно, что муж развода не хотел – когда купил дом, то, чтобы сохранить семью, долю в нем отписал жене, записал на нее и машину: «Надеялся, что она не уйдет, пацанов жалко…»

Однако аргумент в виде дома и машины оказал обратное действие: развод последовал незамедлительно. И суд, по сложившейся у нас практике, оставил детей с матерью.

Вначале вроде бы никаких особых помех для общения отца с сыновьями не было, он брал их на выходные, занимался, водил в секции. Алименты тоже перечислял регулярно. Но длилось спокойствие недолго.

«Детей не дам!»

Каждая встреча с папой – радость для детей. Старший очень давно не встречался с отцом, теперь такой возможности нет и у младшего.

Мальчишек перестали давать отцу. Каждый раз находилась какая-то причина: старший подкашливает, маленький не выспался, нужно маме с детьми идти к врачу (к бабушке)…

Совсем плохо дело пошло с появлением в жизни мамы нового мужчины. Женщина теперь без его разрешения вообще перестала что-либо делать – например, отвечать на телефонные звонки бывшего мужа. Сообщения стали резкими и жесткими.

Отец еще раньше купил мальчикам телефоны – они с удовольствием общались с любимым папой. Теперь из трубок звучало: «Ты нам не нужен», «Не хочу видеть». А фоном слышались подсказки взрослым мужским голосом…

Отец (назовем его Николай) пытался договориться с бывшей женой – бесполезно. Его не пускали к мальчикам, не отпускали их на прогулки или к папе домой. Атмосфера накалялась. Старшего сына к отцу не пускали вообще.

Когда (очень редко) Николаю удавалось увидеться, он стал замечать тревожные признаки. Мальчик практически не разговаривал, общался только жестами. Резко похудел. Николай и его сестра Елена стали осматривать ребенка, пытаясь понять причину, почему он выглядит изможденным. Николай заглянул в рот сына и пришел в ужас: зубов не было, на их месте – гноящиеся пеньки и раны. Мальчишка просто не мог нормально есть! Николай кинулся в детскую стоматологию (мама и ее новый муж этому всячески противились), там сочли положение очень серьезным. Понемногу начали санировать рот, но для лечения нужно время – все очень запущено. А отпускать малыша с отцом в больницу мама отказывалась. Потом вообще запретила видеться с сыновьями.

На месте зубов во рту мальчика зияли раны и торчали гнилые пеньки. Из-за этого ребенок не мог нормально есть, сильно похудел. Лечить его никто не собирался…

Напомню, что Николай – профессиональный военный, и с началом СВО он стал выезжать в командировки в зону боевых действий. Мысли о том, что происходит в это время с его детьми, не оставляли ни на минуту. Перед очередной командировкой он оформил нужные документы на свою сестру, чтобы она могла видеть племянников и водить к врачу младшего. Однако ни к чему это не привело: Елену к детям не подпускали. Более того, на телефон стали приходить угрозы: «не лезь не в свое дело… пожалеешь… чтоб ты сдохла…»

У мальчиков обнаружились серьезные проблемы с речью. Членораздельно отвечать на вопросы маленький не мог вообще, а старший отвечал односложно. И из этих ответов стало ясно: никаких дополнительных занятий с детьми никто не проводит, ни в какие секции их не водят.

После возвращения из очередной командировки и еще одной неудачной попытки повидаться с детьми Николай подал в суд. И в мае 2023 года Аксайский районный суд определил порядок общения с детьми. Но это ничего не изменило.

Выполнять решение суда никто не торопился. К этому моменту новая семья матери переехала в Новочеркасск.

На вопросы судебного пристава по телефону женщина отвечала, что она работает каждый день до полуночи в пивном магазине, а дети находятся с ней. Для Николая телефон бывшей супруги был либо заблокирован, либо с нег поступали угрозы. Отчим мальчиков разрешил беспокоить их только финансовой помощью…

Тогда Николай предпринял попытку увидеться с детьми с помощью судебных приставов. Заранее согласовали время, но в установленный срок попасть в квартиру не смогли, а телефон бывшей жены не отвечал.

Дальше был вызов полиции, и только с помощью наряда удалось увидеть детей. Николая поразило, что мальчишки находились в квартире совершенно голыми…Получилось забрать на время отпуска только младшего (старшего мать так и не отдала). Состояние ребенка просто напугало Николая и его сестру. То, что малыш не разговаривает, новостью для отца не являлось. Ранее в детском саду Аксайского района психолого-медико-педагогическая комиссия сделала свое заключение: «…Речь ребенка малопонятна для окружающих, наблюдаются множественные аграмматизмы. Навыки словообразования не сформированы. Диагноз – общее недоразвитие речи». Впрочем, ни к какому дефектологу или логопеду его не повели – мама отказалась это делать.

Немой и голодный

Повторю, о проблемах с речью сыновей Николай знал – за год до развода возил старшего к специалистам. Но то, что увидел сейчас, потрясло… Малыш жаловался на боль во рту, был запуган.

В детском саду Новочеркасска, куда Николай обратился с просьбой провести психолого-педагогический консилиум, так как его беспокоит состояние сыновей, заведующая Галина Николаевна ему отказала, потому что, по ее мнению, согласие на проведение ППК может дать только мать! Мать же, естественно, такого согласия не дала.

Между тем большие проблемы и у старшего сына. Специалист-логопед подтвердила отцу, что «мальчик не выговорится», ему необходим дефектолог. В таком состоянии его нельзя готовить к школе, пока не устранится речевой дефект… А в школу ему идти уже в следующем году.

В детском саду Николаю по какой-то причине не разрешили видеться с детьми. Угрозы в адрес его сестры – тети мальчиков – продолжались, стали угрожать и Николаю – мол, сгинешь ты в своей СВО, если не перестанешь лезть к детям. Он начал писать во все инстанции, жаловаться в полицию, прокуратуру, органы опеки… Результата не было, бывшую жену мягко пожурили за такое отношение к детям, а у отца, несмотря на решение суда, увидеться с сыном не получалось.

Когда наконец младшего сына отдали отцу на несколько дней, поначалу он забился в угол и махал кулаками и ногами при попытке подойти к нему. Лишь постепенно оттаял. На вопрос: обижали ли его дома, закивал головой. Подтвердил – били…

Когда ребенка понесли мыться в ванную и попытались снять с него шортики, началась настоящая истерика: мальчишка отбивался, судорожно вцепившись одной рукой в шорты. С огромным трудом его успокоили. Но искупать так и не удалось – отец просто обтер сына мокрым полотенцем. Было видно, что ребенок явно не часто имеет возможность поплескаться в воде.

Николай писал заявления об избиении детей в следственный комитет. Однажды, придя к следователю с сыном, они случайно столкнулись в коридоре с матерью и ее новым мужем. Мальчишку просто не могли оторвать от отца: он обхватил его руками, страшно кричал – «Не пойду!», плакал, упирался… И все это видели тоже вызванные к следователю представители органов опеки и попечительства…

Николай отвез ребенка на консультацию в лечебно-реабилитационный научный центр «Феникс».

– В первый визит ребенок очень трудно шел на контакт. Вспыхивала немотивированная агрессия. Явно видна была социально-педагогическая запущенность, – вспоминает Овсанна Саркисова, детский и подростковый психиатр. – Потихоньку, получая нормальное общение в доме отца, где с ребенком играли, разговаривали, он стал оттаивать. Мы видели, что мальчику нужна помощь специалистов. Позвонили маме, объяснили, что с ребенком обязательно нужно прийти к логопеду, пройти курс занятий. По телефону мама обещала подумать, а потом прислала сообщение с резким отказом: «Обследовать ребенка не собираюсь…»

Отвезти ребенка к логопеду не получилось: его просто… выкрали и опять спрятали от отца. Вызванная полиция поначалу строила версии, что мальчик сам вылез в окно, потому что ему захотелось уйти. Но представить себе такую картину просто невозможно: малыш не дотягивался до окна и самостоятельно никак не мог туда залезть. Уголовное дело все-таки открыли, но с места оно не движется.

Открыто уголовное дело и по факту избиения тети мальчиков – Елены. На нее напал нынешний отчим племянников со своим другом. Все происходило на глазах девятилетней дочери Елены… Она написала заявление в полицию, но реакции не последовало. Ответили лишь на очередную жалобу на бездействие правоохранителей – невнятно сообщили о том, что вынесено постановление о частичном удовлетворении жалобы. Теперь женщине обещают сжечь машину, и она вполне понимает – угроза реальна…

Зарегистрировано еще одно заявление – по поводу ограб­ления нового дома, который строит Николай – оттуда вывезли строительные материалы и часть имущества.

Охранять и защищать свое имущество он не мог – воевал, получил ранение, лежал в госпитале.

Всем все равно

От отчаяния Николай обратился в суд с исковым заявлением о лишении бывшей жены родительских прав. Ясно, что это – самая крайняя мера. Кто же применит ее к женщине, которая не стоит на учете у нарколога или психиатра, не является запойной пьяницей, да еще и иногда приводит своих детей в детский сад?! Естественно, Новочеркасский суд в иске отказал. И это как раз не удивило.

Удивило другое: полное спокойствие представителей отдела опеки и попечительства администрации Новочеркасска и городской прокуратуры. Никакой настороженности не вызвали документы о социально-педагогической запущенности мальчиков, о том, что младший весит 17 килограммов из-за того, что не может нормально жевать (все зубы разрушены). Не вызвал вопросов задокументированный факт, что старшего ребенка не отвели на комиссию из-за того, что на плече у него – огромный ожог. Спокойно выслушал суд и рекомендации судебно-психиатрического эксперта и детско-подросткового врача-психиатра из «Феникса»: «…На основании объективных сведений, а также в процессе клинического наблюдения складывается впечатление о наличии у ребенка признаков психологического травмирования, возможно, связанных с травмой сексуального характера…»