Современное общество больно, утверждает бельгийский клинический психолог и психоаналитик Paul Verhaeghe. Люди на Западе еще никогда не жили так хорошо, но никогда не чувствовали себя столь плохо.

Современный мир заполнен идеальными людьми. Они едут рядом с нами по скоростной трассе, они поднимаются с нами в одном лифте. Всё при них — и внешний вид, и смартфон, и сумка с лаптопом. Они все время заняты – вынуждены метаться между успешной профессиональной карьерой и бурлящей социальной жизнью. Они пишут в твиттере и фейсбуке, и, возможно, уходят в офлайн только между 18.00 и 20.00 – это время зарезервировано для детей. Не жизнь, а сплошное удовольствие. Они эффективны, гибки и динамичны…

И еще крайне невротичны. Потому что выходят за свои собственные, а также установленные обществом границы, и тогда они появляются в приемной профессора клинической психологии и психоанализа Университета Гента (Бельгия) Paul Verhaeghe. Это взрослые люди с депрессией, выгоранием или тревожным расстройством. Или дети, которые наносят самоповреждения или страдают синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), оппозиционным расстройством или расстройством пищевого поведения.

Следует также отметить, что по данным Общества учета использования лекарств, в Нидерландах в 2011 году было выписано более одного миллиона рецептов на препараты для лечения СДВГ. В период с 1996 по 2011 употребление антидепрессантов в стране увеличилось на 230%.

Неужели так много больных людей? Или же все эти расстройства являются производными от больного общества? Фламандский психолог и психоаналитик считает, что дело в последнем. Он объясняет проблемы людей нашим обществом, примерно как Фрейд в работе »Недовольство культурой’, когда он соотнес строгие нравы Викторианской эпохи с сексуальными неврозами и истерией.

На обложке книги »Идентичность» (ориг на нидерл. »Identiteit»), написанной Verhaeghe, помещена фотография американской девочки дошкольного возраста. Ее зовут Савана. Она полностью готова к конкурсу красоты: на глазах тушь и тени, на детском ротике блеск для губ, а на крохотных пальчиках — искусственные ногти. Эта фотография символизирует ценности, которые, по мнению Verhaeghe, интернализованы детьми: тяга к конкуренции и фиксация на внешнем облике – и при всем этом глубокая потерянность.

— Вы говорите, что одиночество – самая большая проблема нашего времени. Не тревога, не стресс и не синдром дефицита внимания с гиперактивностью.

Verhaeghe: »Одиночество – это общий знаменатель всех остальных диагнозов».

— Здесь ничего нового: то же было во все времена до нас

Verhaeghe: »Естественно, одиночество – это неотъемлемая черта человечества. Сейчас мы видим две биологически обусловленные тенденции: стремление быть в группе и тягу к индивидуализации. И обе эти потребности должны быть удовлетворены. При диктатуре эго требует свободы, но если в обществе господствует представление, что ты должен добиваться успеха, несмотря ни на что, и неудача – это твоя личная ответственность и вина, то все окружающие становятся конкурентами, и, как следствие, возникает тревога и одиночество.

— Но в реальности ведь все не так плохо? Мы живем в одной из самых счастливых стран мира.

Verhaeghe: »Никогда еще люди на Западе не жили так хорошо. Это правда. Но никогда те же люди не чувствовали себя столь плохо. В последние 25 лет мы видим две отчетливые тенденции. Депрессии у взрослых все реже оказываются обусловлены событиями детства или проблемами во взаимоотношениях, и значительно чаще их причиной являются увольнения, постоянный стресс на работе и трудовые конфликты – то есть проблемы, связанные с трудовой занятостью. Кроме того, поражает рост тревожных расстройств. Смотрите, мы живем в одной из самых безопасных стран мира, и при этом испытываем сильную социальную тревогу, т.е. страх перед другими людьми. Но больше всего меня беспокоит резкий рост потребления лекарств детьми, и огромное количество выставляемых детям диагнозов. Наши дети, как канарейки в угольной шахте (в прошлом смерть птиц под землей указывала на присутствие опасного для жизни рудничного газа – прим. перев.). Но теперь, вместо того, чтобы искать газ в шахте, мы закармливаем канареек таблетками».

— Почему начинаются проблемы у наших детей?

Verhaeghe: »Воспитание детей – дело трудоемкое, но в то же время довольно незамысловатое. Родители должны обеспечивать ребенку безопасную среду, устанавливать границы допустимого и быть для него авторитетом. Если с отношениями привязанности все нормально и границы поведения интернализованы, то где-то с возраста 5-6 лет можно начинать потихоньку осторожно ребенка отпускать. В наше время мы нередко видим обратное. В первые годы детям разрешается все. Родители считают слишком сложным, утомительным и затратным по времени занятием устанавливать границы для поведения своего сына или дочери, и, соответственно, у детей не формируется представление о допустимом в обществе и об уважительном отношении к авторитетам. Впоследствии дети, достигнув возраста 10-12 лет, начнут демонстрировать поведение, не учитывающее общественные нормы, и в худшем случае им ставится диагноз психического расстройства.

»Другая причина – в том, что до формирования у них идентичности дети раньше ориентировались лишь на реакции своих родителей и ближайшего окружения – те выполняли функцию зеркала. Сейчас же раздражителей больше и они значительно многообразнее, а послание на плоском экране постоянно напоминает: можно иметь все, можно быть совершенным – прямо сейчас, и нисколько при этом не напрягаясь. А если у Вас не получается так? Что ж, не повезло, сам виноват. Я вижу столько много молодых людей, которые с юных лет уже считают себя ненужными и лишенными шансов в жизни. Дети на школьном дворе обзывают друг друга лузерами. На мой взгляд, это очень характерная черта нашего времени».

В своей новой книге Verhaeghe показывает срез нашей системы норм – от глубинной мудрости древних греков до идеи прогресса эпохи Просвещения. Результат этого анализа – резкая критика экономической модели последних тридцати лет, в традиции социолога Richard Sennet, философов John Gray и Hans Achterhuis, которые обличили неолиберализм как утопию, а также политолога Michael Sandel, который раскритиковал »экономизацию» жизни и тренинги бизнесменов в области »морального сознания». То есть книга полностью соответствует духу всемирного похмелья после экономической эйфории 90-х годов. Нет ничего хорошего в жадности, и в конечном итоге она ведет к обществу, которое представляет собой, по формулировке газеты Wired, лишь »конгломерат аутистов».

Мифология нынешнего общества, по мнению Verhaeghe, представлена экономическими понятиями (»достижимость», победа как главная цель) в сочетании с идеями из точных наук и цифровых технологий. Пример: предположение, что все может быть измерено и приведено к единому стандарту. Такова рамочная конструкция »неолиберальной меритократии» начала 21-го века, в которой должен выживать человек.

— Вы пишете, что меритократия всегда переходит в свою противоположность. Почему?

Verhaeghe: »Каждое общество порождает своих здоровых и своих больных, и об этом я тоже пишу в книге. И меритократия приемлема и позитивна, она способствует реализации того лучшего, что в нас есть. Но мы в ней заходим слишком далеко. Многие сферы жизни общества, например, помощь больным и образование излишне »экономизируются». Жизнь начинает сводиться к количественным оценкам, цифрам и таблицам. Они вытеснили качественную оценку, основанную на доверии и договоренностях. Элиты с помощью этих матриц переделывают мир в свою пользу, а потом закрывают вход в него для всех остальных. Мы видим это в самых разных областях общественной жизни, например, в сфере медико-социальной помощи и образования. Это обостряет взаимную конкуренцию, порождает недоверие между людьми и в конечном счете стимулирует преступность. Стремление добиться успеха оказывается важнее соблюдения внутренних критериев порядочности в жизни и работе. Успех важнее честности».

— Капитализм основывается на примитивных механизмах — инстинкте соперничества и преследовании собственных интересов. Разве это не вписывается наилучшим образом в функции нашего древнего мозга?

Verhaeghe: »Это так, но неолиберализм – это более жесткая и асоциальная версия капитализма, и он господствует последние тридцать лет. Он делает односторонний акцент на соперничестве и соблюдении собственных интересов. При этом игнорируется другая врожденная склонность человека – альтруизм, роль которого была неоднократно продемонстрирована приматологом Frans de Waal. Ведь мы являемся носителями в том числе изменений, произошедших на более поздних стадиях эволюции. Попробуйте только представить, что бы случилось с нами, если бы перманентная эгоистическая агрессия действительно была единственной побуждающей силой развития! Но из-за доминирующей идеи »гена эгоизма» мы сейчас лишь усиливаем резкость этой односторонней картинки мира. И это меня очень беспокоит».

— Вы в своем беспокойстве не одиноки. Повсеместно звучат призывы вернуться к моральным нормам и ценностям. И уже не первый год.

Verhaeghe: »Здесь скрывается изначальная ошибка – потому что носителями норм и ценностей являемся мы сами: мы с детства интернализируем нормы и ценности через реакции наших родителей и общества, которые выполняют для нас функцию зеркала».

— Но о чем тогда говорят эти призывы?

Verhaeghe: »На мой взгляд, это симптом. Наши ценности за небольшой промежуток времени изменились слишком сильно, и совершенно очевидно, что при этом мы плохо себя чувствуем».

— Чаще всего в призывах о соблюдении норм и ценностей доминирует идея: призовите граждан к порядку. Вы в своей книге пишете о разнообразных формах дисциплинирования граждан со стороны общества.

Verhaeghe: »Одно из самых крупных изменений в обществе заключается в том, что современный человек обязан постоянно быть счастливым, »жить без границ», и эта идея навязывается через рекламу и ролевые модели. Это сочетается с созданием иллюзии того, что совершенство возможно и достижимо, и что на каждый вопрос есть свой ответ. Забывая при этом, что во все времена было иначе. У всех крупных этических систем, религий и идеологий было нечто общее – это необходимость владеть собой, идея о недостатке счастья для всех, обучение жить с нереализованными желаниями и невозможностью удовлетворить свои потребности. Нынешние этические рамки пропагандируют противоположное: для каждой проблемы есть свое решение, и нет больше недостатка, но есть избыток. Вследствие этого мы имеем существование вне границ — такой месседж распространяется в обществе. Но, вместо того, чтобы заняться причинами, т.е. рекламой, мы начинаем бороться с нарушением границ путем дисциплины: вводим контроль, устанавливаем камеры видеонаблюдения, назначаем лекарства. С моей точки зрения, это все борьба с симптомами.

— Не отдает ли это психологией освобождения 70-х годов, когда объяснение расстройств искали в обществе?

Verhaeghe: »Совершенно верно, но с той разницей, что нынешняя психология дисциплинирования представляет собой прямо противоположный тренд. Есть и другое отличие. В 70-е годы была очень сильная реакция от пациентов, которые протестовали против медикализации проблем и навешиваемых диагностических ярлыков. В наше время клиенты нередко просят для себя диагноз и ярлык. Наличие болезни в наше время — это законное основание для того, чтобы остаться в жизни »неудачником».

— Не представляется ли Вам Ваша позиция чересчур мягкой? Вот Ваш британский коллега Theodore Dalrymple указывает на парализующий эффект социального государства, потому что оно лишает людей стимула как-то изменить свое положение.

Verhaeghe: »Мне не очень понятно, почему его книги вызывают такой резонанс. Утверждения Dalrymple легко опровергнуть. Он говорит только половину правды. Естественно, есть люди, злоупотребляющие нашей социальной системой, но они есть и в верхних слоях общества. Два года назад я сказал о подростках-мародерах из среднего класса Лондона следующее: они занимаются ровно тем же, чем занимаются банкиры в Сити – удовлетворяют свою алчность. Это — норма для неолиберализма. Так что нет смысла перекладывать вину на »общество» или »рынок». Здесь речь идет об эволюции, которая захватила всех нас».

— Значительная часть Вашей книги посвящена развенчанию популярного ныне нейробиологического детерминизма. Вы пишете, что мы – это не только мозг, и на формирование личности сильно влияют среда, культура, история и выбор, который мы делаем. Но почему идеи нейробиологического детерминизма ныне столь популярны?

Verhaeghe: »Важной частью нашей нынешней системы норм является диктат успеха. Если у тебя не получилось, то это исключительно твоя вина. Диагноз избавляет от вины, отсюда и такая популярность этих идей».

— Если наши расстройства являются следствием неприглядных сторон нашей культуры, как мы можем добиться каких-либо изменений?

Verhaeghe: »Изменения должны начаться исподволь, в каждом из нас – я в этом убежден. Каждый должен делать такой выбор, от которого нам всем будет лучше, но при этом мы должны делать собственный вклад в общее дело. Признаки таких изменений уже просматриваются: появилась потребность в инициативах, которые вновь объединяют граждан – от совместного приготовления еды, дачных сообществ и до крупномасштабных волонтерских проектов. Во Фландрии, например, психотерапевты на добровольческой основе проводят »низкопороговую» психотерапию для подростков, и с большим успехом».

По материалам:

Een veilige samenleving vol angst. – NRC Handelsblad, 07.10.12,p. 24-25.