Ребенок-самоубийца – эти два, казалось бы, взаимоисключающих понятия становятся одним из «знаков» времени.

Каждый день мы читаем или слышим шокирующие новости. Так, недавно на Сахалине выпускник школы покончил жизнь самоубийством после того, как неудачно сдал вступительные экзамены по истории… В Саратовской области в одном из сел Марковского района покончил с собой 13-летний школьник. Повешенного сына нашли родители, когда вернулись домой с работы… Одиннадцатилетняя москвичка после ссоры с родителями попыталась выброситься из окна. Девочка расстроилась из-за двойки, которую получила в школе…  Печальные сообщения, которыми пестрят новостные ленты, можно продолжать. Все чаще из жизни уходят подростки, а то и совсем маленькие дети. Какую же боль надо носить в душе, чтобы убить себя в таком цветущем возрасте?

Эксперты констатируют: для России проблема детской и подростковой смертности крайне актуальна, и корни ее в плохом социально-экономическом положении всего общества. Чтобы исправить ситуацию, в российских школах недавно решили ввести должность «специалистов по выявлению склонности к суициду». Как утверждают эксперты, детский суицид – это то, чего практически всегда можно избежать. Главное, что для этого необходимо – это вовремя заметить тревожные сигналы.

Признаками эмоциональных нарушений являются:

1. потеря аппетита или даже обжорство, бессонница
2. частые жалобы на недомогания (на боли в животе, головные боли, постоянную усталость, частую сонливость)
3. пренебрежительное отношение к своему внешнему виду
4. постоянное чувство одиночества, вины
5. погруженность в размышления о смерти
6. отсутствие планов на будущее
7. побеги из дома
8. разговоры, записки, рисунки с отражением жестокости к себе
9. плачь без причины, грубость
10. раздача личных вещей

Проблемы у подростка могут возникнуть из-за расставания с любимым человеком или его измена (в подростковом возрасте дети уверенны, что первая любовь – это навсегда и относится к ней крайне серьезно); из-за сложной психологической обстановке в семье (ссоры с родителями, скандалы папы и мамы между собой, их развод), из-за перегрузок в школе или неудач в учебе (по статистике: число депрессий прямо связано с уровнем успеваемости школьников. «Лидируют» в статистике отличники, а замыкают список двоечники). Проблемы ребенка с наркотиками или алкоголем, игровая зависимость или зависимость от интернета, подростковая беременность также могут «подтолкнуть» ребенка к попытке самоубийства.

Считается, что суицидом ребенок, впрочем, как и взрослый, пытается изменить свои обстоятельства: избавиться от переживаний, вызвать жалость и сострадание, добиться помощи и участия, привлечь внимание к своим проблемам, настоять на своем, отомстить, избежать ответственности.

Подросток вообще склонен уходить от трудных ситуаций, а суицид –э то в первую очередь уход. Ребенок решается на самоубийство, когда чувствует себя действительно несчастным. Имеет значение и то, что не все дети осознают ценности жизни – ни своей, ни чужой. По мнению подростка, его жизнь – небольшая цена за то, чтобы отомстить обидчику. К примеру, девочка-спортсменка должна была выступать со своей командой, и она решила отпроситься с контрольной по математике. Учительница, женщина грубая и упрямая, ее не отпустила и резко отчитала – при всех. Команда проиграла. Все очень расстроились и девушка, которой вообще было свойственно преувеличенное чувство долга, сочла себя виноватой в проигрыше. В тот же день она написала записку «В моей смерти прошу винить…» — и выгребла всю домашнюю аптечку . К счастью девочка осталась жива…

Смерть представляется детям в виде желательного длительного сна, отдыха от невзгод, способа попасть в иной мир, так же она видится средством наказать обидчиков или тех, кто про него забыл. «Дай-ка я покажу, что может быть, если они меня потеряют», — думает подросток.

Если замечена склонность школьников к самоубийству, следующие рекомендации помогут изменить ситуацию:

1. Внимательно выслушайте решившегося на самоубийство подростка.
2. Оцените серьезность, намерений и чувств, глубину эмоционального кризиса ребенка.
3. Внимательно отнеситесь ко всем даже самым незначительным обидам и жалобам. Не пренебрегайте ничем из сказанного.
4. Не бойтесь прямо спросить, не думает ли он или она о самоубийстве.
5. Обратите внимание, какие сайты посещает ваш ребенок. Часто подростки могут найти информацию о том, как покончить жизнь самоубийством, в интернете.
6. Обратите внимание, какие СМИ они читают, какие передачи смотрят по телевизору. Дело в том, что подростки копируют образцы поведения, которые они видят вокруг себя, которые им предлагает ТВ или массовая литература. Суицидное поведение сверстников может стать подражательным.

Если все же предотвратить несчастье не удалось, и ребенок все же совершил попытку суицида, родители должны принять комплекс срочных мер… Не ругайте ребенка, не кричите на него, не скрывайтесь за маской равнодушия, не думайте, что он решил вас просто напугать. Ребенок должен чувствовать, что вы очень любите его и дорожите им. Обязательно обратитесь за помощью к специалистам. Помните о том, что попытка суицида может быть еще. По статистике, треть самоубийц в течение года повторяют свою попытку. Отметим, что последние годы частота случаев суицида среди детей в возрасте 10–14 лет колеблется в пределах от трех до четырех случаев на 100 тысяч человек в год, а среди 15–19-летних — 19–20 случаев. Более того, массовые самоубийства подростков не являются редким явление.

По общему показателю самоубийств Россия также остается одной из наиболее неблагополучных стран мира. По данным Всемирной организации здравоохранения, Россия занимает шестое место в списке стран, которые предоставляют в организацию соответствующие сведения (многие страны этого не делают, среди них — Куба и Северная Корея). Средний уровень суицида в мире составляет ежегодно 14,5 человека на 100 тысяч населения, в России — 23,5 человека.

Взаимная связь между депрессией / тревожным расстройством и алкогольной зависимостью требует внимания специалистов.

У 15-20% пациентов с депрессией или тревогой отмечается алкогольная зависимость, или же она существовала у пациентов раньше. Это в три раза больше, чем у людей без жалоб на депрессию и тревогу. Таким образом формируется замкнутый круг, в котором алкогольная зависимость и депрессия или тревожное расстройство взаимообуславливают и поддерживают друг друга. Лечение в таких случаях должно быть интегрированным, т.е. направлено как на лечение тревоги/ депрессии, так и преодоление алкогольной зависимости — иначе оно обречено на неудачу. В своем диссертационном исследовании Lynn Boschloo из Амстердамского университета призывает к скринингу пациентов с депрессией и тревогой с целью выявления возможных проблем с алкоголем, а также скринингу пациентов с алкогольными проблемами на предмет выявления у них симптомов депрессии и тревоги. Сайт Psy.nl публикует интервью с исследовательницей Lynn Boschloo:

— О каком количестве пациентов идет речь?

Boschloo: «По данным научных исследований, с депрессией на каком-то этапе жизни сталкивается примерно каждый пятый житель Нидерландов, и примерно такой же процент приходится на тревожное расстройство. По данным моего анализа, выполненного на материале около 3.000 участников Нидерландского исследования депрессии и тревоги (NESDA), каждый 8-й человек с тревожным расстройством одновременно страдает алкогольной зависимостью. Среди пациентов с депрессивным расстройством алкогольная зависимость встречается более чем у 15%, а у пациентов с обоими расстройствами – депрессией и тревожным расстройством – более чем в 20% случаев. Я не изучала абсолютные цифры, но по приведенным процентам уже видно, насколько серьезна проблема».

— Является ли алкогольная зависимость причиной или следствием психиатрических проблем человека?

Boschloo: «Возможно и то, и другое. Исследование NESDA показывает, что у людей с депрессивным или тревожным расстройством относительно высок риск развития алкогольной зависимости. Объяснением может служить то, что они употребляют алкоголь, чтобы забыть о своих проблемах. Но данные американского исследования проблем с алкоголем на материале 43.000 человек показывают, что депрессия или тревожное расстройство могут с таким же успехом быть следствием тяжелых проблем с алкоголем. Это можно объяснить тем, что алкоголики попадают в социальную изоляцию, и от этого у них развивается депрессия или тревога».

— Коль скоро причинные связи между двумя проблемами не очень ясны, возможно, есть какие-то внешние факторы риска, ответственные за такое сочетание депрессивности и алкоголизма?

Boschloo: «Мы выяснили, что у таких пациентов сравнительно часто обнаруживаются определенные личностные характеристики, например, негативная эмоциональность и импульсивность. Они также чаще, чем в среднем в популяции, пережили в детстве травмирующие события. Но самый важный результат моего исследования – в том, что эти две проблемы сравнительно часто встречаются одновременно, но этому уделяется мало внимания в системе психического здоровья».

— Что следует делать, на Ваш взгляд?

Boschloo: «Во-первых, всех пациентов, которые обращаются в службы психического здоровья по поводу депрессии или тревожного расстройства, следует проверять на наличие проблем с алкоголем. С целью скрининга мы использовали Alcohol Use Disorders Identification Test (AUDIT), который состоит всего из 10 вопросов. Его уже используют в некоторых службах, но думаю, что его следует внедрить повсеместно. Своевременный скрининг крайне важен, потому что и депрессия, и алкогольные проблемы показывают склонность к постепенному усугублению. Чем раньше начнется лечение, тем выше шансы на успех».

— Но тогда, говорите Вы, лечение должно быть интегрированным. Как выглядит подобное лечение?

Boschloo: «Думаю, что сначала надо лечить тяжелую алкогольную зависимость – тогда появится шанс на успешное лечение депрессии или тревожного расстройства. Это следует из результатов предшествующих клинических исследований, а также из данных нашего исследования. 95% депрессивных или тревожных пациентов с тяжелой алкогольной зависимостью два года спустя – независимо от возможного лечения – все еще жаловались на страдания в связи с депрессией или тревогой. Из этого следует, что лечение психиатрического расстройства без одновременного внимания к алкогольной проблеме имеет мало смысла».

— Вы в Вашем диссертационном исследовании положительно отзываетесь о разделе алкогольных проблем в DSM-5. В чем различия с DSM-IV?

Boschloo: «В DSM-IV было всего две возможности разграничения проблем: алкогольная зависимость и злоупотребление алкоголем. При этом критерии алкогольной зависимости достаточно легко использовать в практике, а вот описание злоупотребления алкоголем носит чересчур общий характер. Так, пьяный студент, возвращающийся ночью домой на велосипеде, или менеджер, позволивший себе в пятницу вечером на рюмку больше, уже подпадали в DSM-IV под злоупотребление алкоголем. Это полная ерунда, потому что это люди, у которых нет проблемы с алкоголем. Сами по себе, критерии злоупотребления алкоголем в DSM-IV хороши, но проблема в том, что достаточно соответствовать лишь одному критерию – и ты уже попал в группу «злоупотребляющих». К счастью, разработчики DSM-5 понимали, что такой подход не работает. Поэтому сейчас предлагается отказаться от жесткого деления на две группы, и сделан выбор в пользу модели, в которой тяжесть проблемы определяется по количеству соответствий критериям для «расстройства, связанного с употреблением алкоголя» (alcohol use disorder). Надеюсь, что данное предложение будет принято».

С полным текстом диссертации Lynn Boschloo можно ознакомиться в Интернете (ориг. на англ. «The co-occurrence of depression and anxiety with alcohol use disorders»).

Подготовлено по материалам:
Screen patienten met depressie of angst op alcoholverslaving. – Internet (psy.nl)

Исследователи из Роттердама применили виртуальную реальность для лечения людей, пострадавших в детстве от сексуальных злоупотреблений со стороны взрослых.

В англоязычной специальной литературе сексуальными злоупотреблениями называют действия сексуального характера со стороны взрослых в отношении детей. И акцент здесь делается на злоупотреблении взрослым доверием малыша, который еще не имеет достаточного жизненного опыта и привык видеть во взрослых защитников, и поэтому оказывается беспомощным в ситуации, когда подчас близкий ему человек использует его для удовлетворения своих сексуальных фантазий и желаний. Последствием для ребенка может быть испорченная жизнь – психологическая травма может обернуться внутренним клеймом, пограничным личностным расстройством, депрессией и т.д. Хотя область эта очень закрытая…

Ученые из Роттердамского университета использовали для лечения лиц, пострадавших в детстве от сексуальных злоупотреблений со стороны взрослых, компьютер: пострадавшим предлагалось выстроить пространство ситуации, в которой над ними было совершено надругательство. Речь идет о применении виртуальной реальности.

‘Где это случилось? Часто ли это происходило? Кто это был? Что точно он делал? Эти вопросы из учебного пособия уже сами по себе были очень тяжелыми для Лизы. А теперь пришел черед следующей части терапии, которой Лиза особенно боялась. С помощью специальной компьютерной программы 33-летняя амстердамка должна была воссоздать то место, в котором она когда-то пострадала от сексуальных злоупотреблений. Сидя дома за своим компьютером, Лиза перемещала виртуальные стены, двери, окна и мебель. В середине комнаты она поместила постель, слева – ближе к окну – стул. Около постели она поместила двух человечков: взрослый мужчина и маленькая девочка. Девочкой была она сама. Мужчина – ее покойный дед.

Лиза – одна из испытуемых, участвующих в последние несколько месяцев в новой экспериментальной терапии, разработанной психологом Elke Geraerts из Роттердамского университета. Geraerts специализируется в проработке психологической травмы после сексуальных злоупотреблений. ‘Люди с подобным опытом в жизни нередко выбирают стратегию страуса — голову в песок и больше об этом не думать. Но такие сильные воспоминания просто так не вытесняются. Тот, кто пытается все-таки от них убежать, потом нередко обрастает самыми разными жалобами – это может быть тревога, нарушения концентрации, депрессии, ночные кошмары, раздражительность, агрессия. Возможно все, и с очень тяжелыми последствиями’.

Дед Лизы – сам тому пример. Во время 2-й Мировой войны он побывал в концентрационном лагере, но никогда не обмолвился ни словом о войне. Никто не знал, какие переживания у него были связаны с этим периодом. И потому никто не понимает, почему в 80-е годы он совершил преступление по отношению к своей пятилетней внучке. И случилось это неоднократно – в то время, когда ее привозили погостить к деду.

Сама Лиза много лет молчала о своей травме, но со временем она стала причинять ей все больше и больше страданий. В студенческие годы девочка не осмеливалась выйти из дома, и у нее началась булимия. ‘Я засовывала два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту, чтобы избавиться от того, что я съела. Но на самом деле я хотела избавиться от своих воспоминаний, чтобы перестать испытывать чувство отвращения к самой себе’. Дела пошли чуть лучше после того, как она наконец поделилась своей тайной с друзьями и обратилась за помощью к психотерапевту. Но ее прошлое, связанное с сексуальным злоупотреблением, оставалось крайне болезненным ‘оголенным нервом’. ‘Когда я услышала в новостях об очередном скандальном случае сексуальных злоупотреблений с участием большого количества детей, я была совершенно выбита из равновесия и две недели была не в состоянии работать’.

Конфронтация с прошлым – набраться сил и взглянуть в лицо своему страху и боли. Именно это, по мнению Geraerts, единственный способ избавиться от жалоб. У данного метода есть свое теоретическое обоснование: через пробуждение воспоминаний в условиях безопасного окружения в памяти формируются новые ассоциации. При повторном переживании ситуации сексуального злоупотребления пациенты физически чувствуют, как в их теле нарастает страх, как будто бы все происходит здесь и сейчас. И в то же время они замечают, что это не совсем так – они все еще живы.

И когда впоследствии мысли спонтанно обращаются к теме сексуального злоупотребления, то пациенты уже боятся меньше. Ведь они уже мысленно побывали тут раньше, и тогда тоже все обошлось. В профессиональной литературе, посвященной проработке травмы, Geraerts обнаружила, что наиболее успешными оказались терапии, которые максимально фокусировались на подробностях травмирующего события. Как выглядел преступник? Что точно он делал? Какой там был запах? Как будто человек может изгнать демонов из своего прошлого, только заглянув им в глаза.

Тогда Geraerts пришла идея продвинуться чуть дальше на этом пути. Во время конгресса, посвященного военнослужащим с посттравматическим стрессовым расстройством, она разговорилась с исследователями из Технического университета в Дельфте. Совместно они разработали программу виртуальной реальности, которая позволяла лицам, пострадавших от сексуальных злоупотреблений, воссоздать пространство, в котором они подверглись сексуальных посягательствам или были изнасилованы.

‘У меня даже пальцы вспотели, когда я выстраивала ту комнату,’ – говорит Лиза. ‘Для любого другого человека это выглядит как угловатый компьютерный рисунок. Но для меня это было иначе – на меня нахлынули ощущения. Дыхание моего деда, поскрипывание кровати. Я его спрашиваю: ‘Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь?’ Он ничего не отвечает’. Лиза неожиданно вспомнила, куда она смотрела, когда все это происходило – на тикающий на прикроватной тумбочке будильник. ‘Может это и кажется странным, но я всю жизнь испытываю ненависть к настольным часам. Я не хочу их в своем окружении. Наверно, это началось именно тогда’.

Началась ли нелюбовь Лизы к настольным часам действительно с будильника в доме деда? Насколько надежны воспоминания ребенка пятилетнего возраста? Этой теме Geraerts посвятила свою диссертацию, защищенную в 2006 (ориг. на англ. Remembrance of things past – The cognitive psychology of remembering and forgetting trauma’ – полный текст диссертации доступен в интернете –прим.перев.).

Довольно часто ложными оказываются прежде всего заявления о перенесенных злоупотреблениях, которые ‘всплыли’ во время психотерапии. ‘К сожалению, еще существуют психотерапевты, которые начинают расспрашивать о травме. Например, задают наводящие вопросы, типа ‘Ваши жалобы похожи на жалобы людей, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством. Не было ли у Вас в детстве какого-то тяжелого опыта?’

Испытуемые с такими ‘вновь обнаруженными воспоминаниями’ были исключены из участия в исследовании. Кроме того, все участники исследования были протестированы на предмет надежности их воспоминаний. В лаборатории им показывали длинный перечень слов: курица, машина, собака и т.д. Иногда за словом следовало соответствующее изображение, а иногда – нет. Потом испытуемых спрашивали, какие слова сопровождались соответствующими рисунками? Так исследователи проверяли, насколько хорошо испытуемые могли разделять реальность и фантазию.

Geraerts продолжает поиски испытуемых, которые соответствуют всем критериям, т.е. у них надежные воспоминания, и они подверглись сексуальным злоупотреблениям в возрасте старше 4-х лет. Если это было раньше, то не имеет смыслом этим заниматься – мы мало что помним об этом периоде.

Избавленные от бремени

По настоящее время в роттердамском эксперименте приняло участие около 30 испытуемых. До начала эксперимента и после его окончания участники исследования заполняли подробные опросники, описывающие их настроение. ‘Я почти не поверила своим глазам, когда увидела наши данные,’ – говорит Geraerts. Вначале большинство страдало посттравматическим стрессовым расстройством. А потом почти у всех оно ушло. И все это при помощи терапии, которой они следовали в домашних условиях, в течение четырех недель, два часа в день’. Лиза тоже очень позитивно отзывается о терапии. ‘Я не знаю, сможет ли виртуальная реальность окончательно разрешить мою проблему. Да и вопросы о сексуальном злоупотреблении, написанные в руководстве уже были конфронтационными сами по себе’.

В чем же преимущества именно виртуальной реальности? Geraerts не сравнивает результаты в группе виртуальной реальности с результатами в контрольной группе. ‘Хотя это абсолютное требование для доказательства эффекта терапии,’ – говорит профессор методологии и статистики Martijn Berger (Маастрихтский университет).

Berger обобщает свои суждения. Крайне позитивный результат в данной селективной группе мотивированных испытуемых может оказаться совпадением. Также возможно, что участникам эксперимента стало лучше в результате внетерапевтических эффектов, например, это могло быть естественное выздоровление, следствие внимания медиа к их проблеме или просто-напросто хороший разговор с другом или подругой.

Кроме того, никто не отменял и плацебо-эффект, при котором состояние пациентов улучшается только потому, что их жалобами вплотную занялись серьезные исследователи. Berger: ‘Было бы лучше помимо группы виртуальной реальности посмотреть группу, в которой применяется стандартная терапия. Тогда это будет действительно хороший сравнительный материал’.

Geraerts же не видит необходимости в контрольной группе: ‘Наши испытуемые в прошлом нередко уже перепробовали самые разные формы психотерапии. Они не обеспечили достаточного эффекта – иначе бы они не появились у нас. На мой взгляд, то, что им после четырех недель нашей терапии, заключительная часть которой была представлена виртуальной реальностью, стало лучше, для меня является достаточным доказательством эффекта данного метода’.

Испытуемую Лизу мало интересует научная сторона эксперимента. ‘После этой терапии мне не так страшно. Когда я возвращаюсь мысленно к тем событиям, я уже не впадаю в панику, потому что знаю, что отрицательные эмоции потускнеют, потеряют яркость’. В то же время она понимает, что ей никогда не удастся проработать травму полностью. ‘У меня сохраняются трудности с обретением друзей, с сексом. Мне требуется много времени, чтобы начать доверять человеку’. Кроме того, Лиза так и не простила своего деда, даже если тот вернулся из концлагеря ‘не в себе’. ‘Он умер, когда мне было 12 лет. И хорошо. Я вообще-то против смертной казни, но ему бы я без малейших колебаний перерезала горло’.

По материалам:
Terug in het bed met opa. – De Volkskrant, 14.01.12, Sect. Wetenschap, p. 1-2.

Лечебно-реабилитационный научный центр «ФЕНИКС» присоединился к Движению «Россия – без жестокости к детям!» (портал ya-roditel.ru).

Город действительно изменяет что-то в человеке. И чем больше город, тем сильнее реакция его жителей.

Мозг горожан на самом деле отличается от мозга сельских жителей: эмоциональный контур мозга у них настроен резче. Возможно, это объясняет, почему городские жители чаще страдают шизофренией, тревожными расстройствами и депрессиями. Это написали немецкие ученые в журнале Nature по итогам эксперимента, в ходе которого десятки добровольцев выполняли, находясь в сканере, сложную задачу на счет в условиях стресса.

По практике мы знаем, что сельские жители отмечают отличия горожан от обычного сельского окружения. Горожане всегда напряжены, всегда куда-то спешат, сосредоточены и на ходу непрерывно сканируют транспортное движение и человеческие потоки вокруг себя.

Не удивительно, что иногда человек от всего этого чувствует себя плохо. Еще в 1938 году социолог Louis Wirth написал известное эссе «Урбанизация как образ жизни», и с тех пор ученые не перестают задаваться вопросом, что конкретно делает город с его обитателями. У города есть свои преимущества: он предлагает более разнообразное питание, в нем больше врачей и больниц, и в нем ниже детская смертность. В нем больше возможностей найти работу, и в нем активна и разнообразна культурная жизнь. Сейчас в городах проживает половина населения мира.

Но у города есть и серьезные недостатки: загрязненный воздух, шум, интенсивное движение транспорта, нездоровая еда и точки для нездорового «перекуса» на каждом углу, и постоянно присутствующий фон вездесущих развлечений.

Вот и городской житель – homo urbanis – в своем квадратном бетонном гроте в многоэтажном безликом сооружении. Типичный горожанин в Нидерландах в полтора раза чаще страдает от проблем с сердцем и живет на год меньше, чем в среднем по стране, в полтора раза чаще страдает астмой и, согласно опросам, в полтора раза чаще считает свое здоровье недостаточно хорошим.

Тревожные расстройства

Но самое удивительное – это цифры, относящиеся к психическому здоровью горожан. Согласно данным обзорного исследования, выполненного недавно Jaap Peen из амстердамской службы психического здоровья Arkin, показатели депрессии и тревожных расстройств у горожан, соответственно, на 39% и 21% выше, чем у жителей сельской местности. А вероятность шизофрении и психозов выше даже в два раза. Другие исследования дают несколько иные цифры, но главная тенденция сохраняется: психическое здоровье горожан хуже, чем у людей, проживающих в сельской местности.

Все ученые говорят в один голос, что данная проблема требует внимания. «Вполне вероятно, что это воздействие невелико,» – говорит профессор психиатрической эпидемиологии Маастрихтского университета Jim van Os. «Но, учитывая, что Европа постепенно превращается в один громадный мегаполис, количество пациентов может быть очень велико». Не говоря уже о том, что сельская местность обретает все больше и больше черт города, отмечает эпидемиолог Ron de Graaf из Национального института психического здоровья и зависимостей (Тримбос-институт). В конце 2010 года de Graaf обнаружил, что сейчас показатели депрессии в городе и в сельской местности в Нидерландах сравнялись, хотя раньше депрессия чаще встречалась в городе. «В нашей стране все труднее разделить город и деревню,» – говорит он.

И, все-таки, что же именно делает горожан настолько чувствительнее к психическим болезням? Существует ли какая-нибудь «городская болезнь» – загадочный «урбанитис», или же цифры лгут, и мы имеем дело с обычными искажениями статистики? Ведь связь между городом и болезнью не столь очевидна. Во многих сельских районах показатель самоубийств выше, чем в городе, и, например, в Китае психические болезни нередко концентрируются именно в сельской местности.

Возможно, город притягивает более лабильных людей, или же горожане делают что-то, что влияет на психику, например, хронически недосыпают, используют нездоровое питание и в юном возрасте начинают курить марихуану. А, возможно, это все-таки влияние среды: загрязненный воздух, искусственное освещение, непрерывный шум автомобилей и разных технических устройств. Всякое возможно, но исследования, отфильтровывающие воздействия осложняющих факторов (например, дохода, возраста и прочих обстоятельств), в конечном итоге приходят к выводу, что тревожные расстройства и шизофрения чаще встречаются у горожан. «Это очень последовательные данные,» – говорит de Graaf. «Психозы концентрируются в городах».

В июне 2011 интересные данные опубликовали в Nature немецкие ученые Florian Lederbogen et al. В ходе эксперимента несколько десятков городских и сельских жителей должны были, находясь в fMRI-сканере, решить трудную арифметическую задачу в течение заданного времени. При этом им показывали графическое изображение уровня их достижений, который всегда были ниже необходимого – таким образом создавая им стрессовую ситуацию. На изображениях мозга участников-горожан можно было увидеть выраженное усиление яркости в области миндалевидного тела, которое, как известно, измеряет «эмоциональный градус» человека. Оно было намного сильнее, чем у жителей сельской местности. Мозг горожан пребывал в постоянной готовности и состоянии «сверхбодрствования». Городские жители реагировали на стресс, как стрессированные животные в эксперименте или как солдаты, только что вернувшиеся с фронта. Получены серьезные указания на то, что город действительно что-то меняет в человеке. И чем больше город, тем сильнее реакция его обитателя, пишут авторы.

Кроме того, был обнаружен еще один эффект, связанный с проживанием в городе с детских лет. Как оказалось, активность передней поясной коры – отдела, управляющего миндалевидным телом и участвующего в реакции на стресс – была наивысшей у людей, которые первые пятнадцать лет своей жизни провели в городе. Чем меньше детских лет прошло в условиях города, тем ниже была активность отделов мозга во время социального стресса. И тем лучше действовала связка с миндалевидным телом. Предшествующие исследования показывают, что у людей с врожденным риском психиатрических заболеваний взаимная связь этих двух отделов работает хуже. По мнению van Os, который является координатором данного европейского проекта, данные немецкого эксперимента красноречивы: «Они четко указывают на то, что самого проживания в детстве в условиях города было достаточным фактором, чтобы произвести структурные изменения в головном мозге».

Горожане постоянно окружены людским морем, в котором действуют различные механизмы, вызывающие стресс. Пронизывающие взгляды незнакомцев, социальные иерархии, в которые ты рискуешь не встроиться, группы, которые тебя отвергают… Недавно шведские социологи выяснили, почему homo urbanis с такой готовностью надевают наушники, закрываются газетой или погружаются в содержимое смартфона. Это стратегия отгородиться от других – отгородиться, чтобы выжить в человеческой массе.

Van Os тщательно подбирает слова, формулируя эту потребность: «Похоже, что городская среда создает контрасты между человеком и его отдаленным окружением. Она помещает рядом людей, не имеющих ничего общего друг с другом. Для детей это означает повышенный риск делинквентного поведения в будущем. Если ты чуть выделяешься в системе взаимоотношений в твоем квартале (ты не такой, как все), и ты растешь в таких условиях, то впоследствии у тебя могут возникнуть трудности с оценкой стимулов, поступающих из окружения».

С другой стороны, все может оказаться проще: дело не столько в количестве людей, сколько в отсутствии зелени, и это давит на горожан. Фактор зеленой растительной среды долгое время всерьез не рассматривался, пока Jolanda Maas из Свободного университета Амстердама совместно с учеными из университетов Утрехта и Вагенингена не провели специальное исследование. Они запросили у 195 домашних врачей медицинские данные и почтовые индексы 350.000 голландцев, и затем по каждому пациенту исследовали количество зелени в его непосредственной среде обитания. Оказалось, что из 24 категорий болезней 15 встречались реже, если вблизи располагались парки, леса или иные зеленые зоны. Причем самый сильный эффект естественного зеленого окружения отмечался для психических расстройств. Как будто бы серость городского ландшафта даже сама по себе является питательной средой для психических болезней, а живая природа их, наоборот, убирает. Более того, говорит Maas, «если включить в анализ окружающую зелень, то различия в состоянии здоровья между городом и деревней полностью исчезают».

Отчасти это может быть обусловлено тем, что парки и лес представляют горожанам возможность делать пробежки, ездить на велосипеде и перекинуться парой слов с другими гуляющими, но более значимо, все-таки, другое. Эксперименты показывают, что помещение стрессированного человека в природное окружение (парки, лес, поле) приводит к снижению у него высокого кровяного давления, исчезновению гормона стресса, повышению сопротивляемости организма и улучшению концентрации, и успокоению гиперактивного миндалевидного тела в головном мозге.

Исследование, опубликованное в британском Lancet, показывает, что смертность в результате болезней в зеленых зонах на 5% ниже, чем в каменных кварталах городского центра, даже если принять во внимание качество воздуха и социально-экономический статус людей. Лабораторные исследования показывают, что даже фотографии природной среды действуют на организм человека успокаивающим образом.

По материалам:
Opgroeien in de stad verandert je brein structureel. – De Volkskrant, 25.06.11, Sect. Wetenschap. P. 1-2.
Stadsmens heeft gestresst brein. — De Volkskrant, 23.06.11, p. 2
Stadsleven trekt sporen van stress in het brein. – NRC Handelsblad, 23.06.11, p. 20.

Консультации психиатра онлайн

Нет возможности приехать на прием в лечебный центр «Феникс»? Не отчаивайтесь! Вы можете получить квалифицированную консультацию наших специалистов (психиатра, нарколога) в режиме онлайн.

Online-консультация врача-психиатра удобна в случае:

• Вы проживаете в другом городе и Вам нужна первичная консультация. Нет необходимости совершать длительные поездки. Вы назначаете удобное для Вас время и получаете ответы на свои вопросы.
• Вы хотите получить консультацию анонимно. Можете не переживать, что встретите своего знакомого или коллегу. Вся информация будет доступна только Вам и консультирующему врачу.

Тарифы на консультативную помощь через SKYPE

Бухановский А.О. – 3 000 руб.

Бухановская О.А. – 2 000 руб.

Ковалев А.И. – 2 000 руб.

Збарская О.В. – 2 000 руб.

Мельникова О.В. – 2 000 руб.

Онлайн-консультация через SKYPE проводится после осуществления пациентом или его родственниками предоплаты на расчетный счет нашего Центра.

Наши реквизиты:
Расчетный счет № 40702810100000009869
ОАО АКБ «Центр–Инвест», г. Ростова-на-Дону
ИНН 6164002640; КПП 616401001
БИК 046015762
Кор. Счет № 30101810100000000762
ОКВЭД 85.12; 73.10
ОКПО 33305051
ОГРН 1026103265473

Как заказать консультацию психиатра онлайн?

1. Отправьте свою заявку на e-mail ЛРНЦ «ФЕНИКС»: phoenix-ofis@yandex.ru.
2. Заполните анкету пациента и вышлите ее на e-mail «ФЕНИКСа»: phoenix-ofis@yandex.ru с заявкой (это необходимо для заведения амбулаторной карты пациента). Также необходимо прислать копию паспорта на e-mail или факс 8-863-267-38-67.Анкета(запись может быть анонимной, тогда заполняются только вымышленные ФИО):
   

   Ф.И.О.

   Дата рождения

   Адрес

   Место работы

   № тел.  e-mail

   Сопровождающие лица

3. Укажите в заявке предпочтительные для Вас даты и время проведения онлайн-консультации. Администраторы Центра сообщат Вам согласованное время консультации.

После проведения онлайн-консультации будут высланы рекомендации на Ваш e-mail (обратите внимание на правильность написания электронного адреса).

Тревожным расстройством страдает от 5% до 10% детей. Чтобы помочь детям избавиться от него, далеко не всегда требуется вмешательство профессионалов.

Очень многое родители могут сделать сами, утверждает в своей книге «Тревога и страхи у детей» (ориг. на нидерл. «Angst bij kinderen») детский психиатр Frits Boer.

Много лет своей профессиональной карьеры проф. Boer посвятил научным исследованиям тревожных расстройств у детей, а также их лечению. Сейчас, выйдя на пенсию, он обобщил свои знания и представил их в доступной форме, чтобы ими могли воспользоваться работники служб помощи, педагоги и сами родители. «Дело в том, что если обеспечить для родителей хорошее просвещение, то часто в профессиональной помощи нет необходимости».

— Как Вы считаете, сейчас дети тревожнее, чем раньше?

Boer: «Что Вы имеете в виду под «раньше»? Идеализируемые 50-е годы? В каждом обществе есть свои источники тревоги и страхов. Боится ребенок в ситуации войны, и боится ребенок, подвергнувшийся насилию в семье. Сейчас в Англии дети стали больше бояться выходить из дома. И это связано с движением транспорта, а также со страхом, что их похитят. То есть, нельзя сказать, что у нас сейчас больше причин для страха – мы просто имеем дело с иными причинами».

— Когда можно говорить о присутствии у ребенка тревожного расстройства?

Boer: «Когда ребенок до такой степени испуган, что не может нормально развиваться. Или если он чувствует себя глубоко несчастным, когда вынужден делать что-то, чего он боится. Например, девочка десяти лет, которая хотела бы поплавать под парусом, но уже с декабря месяца она не спит ночами, потому что на май запланирован ее выезд в детский лагерь для занятий парусным спортом, и она боится туда отправляться без родителей и страдает расстройством отделения от родителей. Или мальчик, который так боится негативных оценок со стороны окружающих, что не осмеливается говорить или даже не хочет ходить в школу из-за социальной тревоги. Какой-то из форм чрезмерного страха страдает каждый 20-й ребенок в возрасте до 18 лет, т.е. 5%. Другие исследователи используют иные критерии и говорят о 10% детей, страдающих тревожными расстройствами».

— Какое из тревожных расстройств самой тяжелое?

Boer: «Трудно сказать. Боязнь крови, например, относится к довольно невинным страхам. Но если ребенок боится выйти на улицу из боязни оказаться свидетелем несчастного случая с обилием крови, то он оказывается серьезно ограничен в передвижении. У маленьких детей нередко встречается генерализованная тревога, или навязчивые беспокойные мысли. Начинается это в возрасте 6-7 лет. Так, они, например, могут часами ночью не спать и прокручивать в голове ураган, который видели вечером по телевизору.

У подростков часто отмечается социальная тревога и боязнь неудачи. Иногда это проявляется в трудном поведении в пубертате. Они кажутся упрямыми и неуправляемыми, хотя на самом деле они очень боятся. Так, я помню мальчика, который великолепно играл на гитаре. И внезапно он прекратил играть. Он объявил сочинение песен глупым и пустым занятием. А потом выяснилось, что он до смерти боялся играть в группе и выступать перед публикой. Такие дети могут упустить для себя возможности успешной карьеры».

— Как возникает у детей чрезмерный страх?

Boer: «Отчасти это обусловлено темпераментом. Застенчивые и осторожные дети рискуют первыми заполучить тревожное расстройство. У некоторых детей в прошлом был опыт травмирующего переживания, которое не было как следует проработано. Так, у детей может развиться страх отделения от родителя в результате развода: одного родителя у них уже нет. Они очень боятся потерять другого и хотят, чтобы он все время был рядом.

Важной причиной является стиль воспитания. Именно любящие и чрезмерно заботливые родители являются фактором риска. Потому что они настолько не хотят видеть своего ребенка испуганным, что защищают его от всего, что может вызвать страх. Так, ребенку не обязательно спать в своей кроватке, не надо звонить по телефону, если он этого боится. Избегание – самая коварная западня».

— Почему?

Boer: «В кратковременно перспективе вы таким образом проблему решаете: страх уходит. Но, дело в том, что ребенок не испытал, что этот страх нереален. Наоборот, он утвердился в этом страхе, и страх никуда не уйдет — он будет продолжаться. Родителям также никогда не следует упрекать ребенка за его страх или высмеивать его. Или затевать провокацию – например, бросить паука на шею ребенку, боящегося пауков».

— В чем заключается правильный подход?

Boer: «Шаг за шагом подвергать ребенка воздействию мнимой опасности. Например, сначала вместе с ним в интернете посмотреть пауков. Или же, как в случае с игрой на гитаре, сначала играть у себя дома, а потом для группы близких друзей. В моей книге я привожу много примеров. Тогда дети открывают для себя, что они способны выполнить менее сложную задачу. И у них напор страха ослабевает. У них появляется чувство уверенности в себе, и они постепенно идут дальше. Кроме того, они учатся, как следует справляться со своим страхом».

— Этому их должны учить родители?

Boer: «Если родители знают, как действует страх, то они в многих случаях сами способны помочь ребенку. Тогда помощь специалистов не нужна. Это показали и результаты научного исследования эффективности когнитивно-поведенческой терапии при тревожных расстройствах у детей. В ходе исследования дети постепенно подвергались воздействию источника страха. Одна группа получала когнитивно-поведенческую терапию, а в другой группе только провели просветительскую работу с родителями о страхе и тревоге. Показатели избавления от страхов были в конечном итоге одинаковыми в обеих группах».

— Вам не кажется, что сейчас увеличилось количество родителей, склонных к гиперопеке детей?

Boer: «Гиперопекающие матери существовали всегда. Важно понимать, что родители, которые отступают перед страхами детей и заботятся о том, чтобы дети избегали ситуаций, в которых они столкнутся со своими страхами, никоим образом не помогают им. Непобежденный страх впоследствии может привести к нарушениям функционирования человека. Родители должны распознавать страхи ребенка и помогать детям шаг за шагом преодолевать их».

— Вы пишете, что ребенок «обучается» страху у взрослых.

Boer: «Дети, вздрагивающие от страха при виде чего-либо, всегда смотрят на взрослого человека – боится он или нет. Если боится, то страх подтверждается. Именно от взрослых они узнают, что в жизни опасно и некомфортно, и именно поэтому очень важна реакция взрослых в конкретной ситуации. Это происходит уже в утробе матери. Исследование женщин, которые были беременны во время террористической атаки на башни-близнецы 11 сентября 2001 в США, показывает, что у детей матерей, давших посттравматический стресс, была повышена чувствительность к тревоге, по сравнению с детьми здоровых матерей».

— Боязнь пауков или собак распознать легко. Но когда родителям следует заподозрить, что застенчивость их ребенка на самом деле является социальной тревогой?

Boer: «Ничего плохого в застенчивости ребенка нет. Застенчивые люди лучше чувствуют других, сопереживают им и защищены от синдрома дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ). Застенчивость становится проблемой, если она начинает ограничивать нормальное функционирование ребенка. Как я уже сказал, например, если ребенок начинает бояться ходить в школу. Второй критерий – это степень страданий, причиняемых ребенку этим страхом.»

— Когда требуется помощь профессионалов?

Boer: «Когда подобная самопомощь не дает эффекта. Иногда тревожные расстройства оказывается трудно отделить от других расстройств, например, депрессии или аутизма. Так, дети с аутистическим расстройством или расстройством аутистического спектра могут быть очень тревожными, когда речь заходит о требовании социальности. Тогда нужна помощь специалистов, чтобы поставить правильный диагноз. Иначе ребенок будет получать неправильное лечение. Но при чисто тревожном расстройстве хорошего просвещения родителей и ребенка часто оказывается достаточно».

— Можно ли избавиться от этих страхов?

Boer: «С некоторыми страхами можно очень хорошо справиться. И чем конкретнее страх, тем это лучше удается. Социальная тревога и навязчивые мысли никогда полностью не исчезают. Но можно приобрести навыки сосуществования с ними».

По материалам:
Juist lieve, bezotgde ouders vormen risicofactor. – Internet (Psy.nl), 05.10.2011
Over bange kinderen. – De Volkskrant, 08.10.11, Sect. Wetenschap, p. 6.

В наличии имеются:

• «Экспериментально-психологические методики и психометрические шкалы в клинической психиатрии» (научно-методическое издание) — 100 руб;
• «Психические расстройства у лиц, совершивших серийные сексуальные правонарушения» (пособие для врачей) — 50 руб;
• «Принципы организации психолого-психиатрической помощи пострадавшим при террористических актах» (пособие для врачей) — 50 руб;
• «Психические расстройства у серийных сексуальных преступников» (аналитический обзор)— 50 руб;

Приобрести литературу могут психиатры, психологи, наркологи. Для этого необходимо прислать скан диплома на E-mail: phoenix-ofis@yandex.ru или копию диплома на факс 8-863-267-38-67, а также сообщите, пожалуйста, свои ФИО и адрес, на который произвести отсылку литературы.

Также можно приобрести книгу А.О. Бухановского, В.А. Солдаткина «Игровая зависимость: клиника, патогенез, терапия», стоимость 350 руб.