— Это опасный возраст для развития психических заболеваний, — говорит Ольга Бухановская. — Именно в этом возрасте, когда происходит половое созревание, и наблюдается дебют шизофрении. Влияет наследственная предрасположенность, но есть те, у кого не было в родне этих процессов либо они не знают этих родственников.
«Позаботьтесь о моем коте»
Ильназ Галявиев, который напал с оружием на казанскую гимназию №175, рос в полной семье. Подросток жаловался на сильные головные боли, за год до массового расстрела ему был поставлен диагноз «энцефалопатия». Знакомые отмечали его замкнутость и нелюдимость. В своем телеграм-канале, который он сделал публичным за 15 минут до нападения на школу, Галявиев опубликовал свой «манифест». Молодой человек называл себя Богом, утверждал, что сошел на землю, чтобы исправить ошибку Вселенной, а именно избавить мир от людей, которых он называл «живностью» и «биомусором». После бойни, когда к зданию подъехал первый наряд Росгвардии, «стрелок» вышел на крыльцо с поднятыми руками.
После массового расстрела волна ненависти накрыла и родственников Галявиева. Выяснилось, что мать, отец и старший брат съехали с квартиры, оставив будущего «стрелка» жить одного. Вместо того чтобы, заметив странности в поведении сына, забить тревогу и обратиться за помощью к специалистам.
— Это только кажется, что если у человека бред и галлюцинации — он, условно говоря, надевает шапочку из фольги и говорит, что он инопланетянин, — объясняет психотерапевт Александр Вайнер. — На самом деле все может проходить очень сглажено, расщепление может проявляться в редких перепадах настроения, в несоответствии эмоциональных реакций тому, что происходит. А некую холодность, равнодушие, отстраненность, дурашливость, причудливые фантазии легко списать на переходный возраст, на сложности адаптации, на индивидуальные особенности, на характер. С одной стороны, родители, может быть, и замечали странности в поведении сына, но боялись посмотреть правде в глаза. С другой стороны, они не могли быть настолько компетентны, чтобы по этим признакам подумать о таком заболевании, как шизофрения. Очень часто, когда психиатры озвучивают родителям диагноз сына или дочери, они отказываются в это верить — и не только потому, что это больно. А еще и потому, что нет явной клиники, например бреда. У родителей нет соответствующих знаний, и они всячески пытаются это не увидеть. И делают это не специально. Это происходит неосознанно.
Ольга Бухановская, в свою очередь, говорит, если бы общество было более понимающее и не настолько уничижительно относилось к психически больным людей, то и родителям подростков было бы легче признать, осознать и быстрее обратиться за помощью к врачу-психиатру.
Тимур Бекмансуров, который устроил массовый расстрел в Пермском университете, рос болезненным ребенком. С пяти лет, после развода родителей, жил с матерью. Его отец был профессиональным военным, воевал в «горячих точках». Подражая ему, Тимур хотел отправиться в армию, но его не взяли из-за бронхиальной астмы. Тогда он принял решение поступить в университет и стать криминалистом. Одноклассники отзывались о нем как о тихом, нелюдимом парне, который особо ни с кем не дружил. На своей странице в соцсети он неоднократно жаловался на боль и звон в голове. Своим знакомым он признавался, что любит причинять окружающим боль. Парень наслаждался, если видел на их лицах страдания. Бекмансуров делился, что жаждет крови, и был уверен, что медицина ему помочь не сможет. Единственным выходом из сложившейся ситуации он видел собственную смерть. Отправляясь на бойню, на своей странице в соцсети он указал, что не считает себя экстремистом, им двигало одно: ненависть к людям. В то же время он позаботился о своем коте. В оставленной записке парень попросил передать его родственникам, если с его матерью что-то случится. Во время нападения на университет «стрелок» был ранен. После ампутации ноги попал в СИЗО, в отряд для инвалидов. Ему была назначена комплексная психолого-психиатрическая экспертиза.
Бекмансуров, как и многие «стрелки», не планировал возвращаться живым из учебного заведения.
— Молодой человек писал, что его убьют, он к этому шел, — говорит Ольга Бухановская. — Почему есть те, кто стремится воевать в «горячих точках»? Выскакивает там, где не надо, не пригибается, попав на линию огня. Это социально приемлемый способ самоубийства. Они хотят своей смерти, но не хотят, чтобы это воспринималось как самоубийство. В этом поведении и есть деструктивность, аутоагрессия, направленная против самого себя.
«Идут делать больно туда, где им было больно»
«Стрелкам», которые были признаны недееспособными, могли приказать идти убивать и умереть самому «голоса», звучащие у них в голове. А вот с теми, кого признали вменяемыми, по мнению психотерапевта Александра Вайнера, все гораздо сложнее.
— По сути, они «выходят в окно». А для того чтобы человек добровольно это сделал, нужно, чтобы в комнате был пожар, чтобы человеку было настолько больно от ожогов, чтобы ему нечем было дышать — и он шагает в окно. На мой взгляд, это попытка суицида. У нас в психике существуют механизмы защиты от самоубийства, прежде всего это страх и боль. Например, что такое алкоголизм? Это суицид, растянутый во времени. Человек умирает медленно, незаметно, перекладывая все на спиртное, которое его убивает. Перекладывает ответственность, потому что самому страшно, потому что психика таким образом придумывает, как обойти механизмы защиты, препятствующие суициду. Голова-то у нас заточена под выживание в любых условиях.
Эксперт обращает внимание, что принципиальный фактор, который отличает суицид манифестный от суицида истинного, — это фактор отчаяния, отсутствие надежды.
— Когда человек понимает, что психотравмирующая ситуация никогда не исправится и будет только ухудшаться, тогда он решается на суицид. Суицид — это желание избавиться от психической боли. Факторами, которые ее вызывают, являются: сложные отношения в семье, буллинг одноклассников, неадекватные амбиции, которые сталкиваются с реальностью, отчаяние от того, что не получается выстроить социализацию так, как хотел.
— Почему они идут убивать других и себя в учебные заведения?
— Идут делать больно туда, где им было больно. Как правило, это школа. Я не пытаюсь «стрелков» оправдать, а только анализирую ситуацию. Существует такой момент: когда плохо окружающим, мне уже не так плохо. Я им сделаю больно, и мне от этого станет чуть менее больно. Это известный психический феномен.
Анализируя личности «стрелков», можно сделать вывод, что проявление насилия не было импульсивным и внезапным. Все «стрелки» готовились к бойне.
Росляков планировал массовое убийство около полтора года. Получил разрешение на оружие от Федеральной службы войск национальной гвардии. Прошел в Симферополе шестичасовой курс по обращению с оружием. Украв «гробовые» деньги у бабушки, купил в оружейном магазине помповое ружье Hatsan Escort. Собрал, используя инструкции, найденные в Интернете, самодельные взрывные устройства.
Галявиев за ружьем Hatsan Escort PS 12-го калибра ездил из Казани в Йошкар-Олу. Деньги на покупку оружия он заработал, продавая внутриигровые предметы в сетевой игре Counter-Strike.
Бекмансуров вынашивал замысел преступления несколько лет. Деньги на оружие начал откладывать еще в десятом классе. Какую-то сумму ему добавил отец. В результате студент-первокурсник приобрел пятизарядное помповое ружье Huglu Atrox.
Десятиклассник Сергей проследил, куда отец прячет ключ от оружейного сейфа, а потом просто выкрал винтовку Browning и карабин Tikka T3. Отец сам учил парня стрелять. Они ездили на заброшенный песчаный карьер, стреляли из ружья по банкам. Потом отец отвез сына в стрелковый клуб, где тот учился стрелять под руководством инструктора.
Школьные «стрелки» в отличие от взрослых на протяжении довольно длительного времени оставляют много следов.
— Надо, чтобы люди обращали внимание на своих родственников, знакомых, соседей, учеников, сверстников, — говорит Ольга Бухановская. — Если человек меняется, был, например, ласковым, для него был мир значим, он хорошо относился к людям и вдруг замкнулся, стал мрачным, злым, необщительным, стал домоседом, — это повод присмотреться к нему повнимательнее. К сожалению, большинство людей у нас не просвещены в области психиатрии, не знают, как проявляется душевное расстройство.
По мнению психиатра, больше всех посвящены в проблемы подростков их одноклассники.
— Дети знают об их высказываниях о самоубийстве, о рассуждениях о бессмысленности жизни. Надо, чтобы у подростков была информация, что это все проявление болезни. Что они должны помочь своему однокласснику или сокурснику. Надо убеждать, чтобы они рассказали о его переживаниях взрослому человеку. А он уже должен уговорить подростка пойти к психиатру.
Александр Вайнер согласен с коллегой: надо повышать психиатрическую грамотность как родителей, так и тех, кто работает с детьми.
— А школьники на самом деле железобетонно знают о психологических проблемах одноклассников, о том, кто из них может быть опасен, это прямо инсайдерская информация, — говорит психотерапевт. — Но проблема состоит в том, что им неинтересно кому-то это рассказывать. Даже если бы они и хотели об этом кому-то рассказать, то особо и некому. Да, есть анонимные телефоны для подростков, но нужна, на мой взгляд, централизованная служба. Мы сегодня можем среди подростков популяризировать эту идею, «продать», продвинуть в соцсетях телефоны, на которые можно позвонить. Была бы поставлена задача и выделены на это деньги.
Что делать, если у подростка наблюдаются все признаки психического расстройства, а к психиатру добровольно он идти не хочет?
— Значит, надо добиваться, чтобы психиатр осматривал его недобровольно, — говорит Ольга Бухановская. — Есть статьи 23 и 29 Закона о психиатрической помощи, где говорится о недобровольном освидетельствовании и недобровольной госпитализации в психиатрическую больницу, то есть без согласия пациента.
А что дальше, как складывается жизнь «стрелков», которые выжили? Сергей, например, после того, как ему поставили диагноз «параноидная шизофрения» и он был признан невменяемым, попал на принудительное лечение в смоленскую психиатрическую больницу для подростков. По некоторым данным, в 2017 году он был переведен на амбулаторное лечение. Когда несколько раз знакомые якобы увидели Гордеева рядом с домом в Отрадном, разразился скандал. Адвокат семьи убитого учителя географии обратился в Генпрокуратуру с запросом, в котором попросил выяснить, где находится «стрелок». С ним связались врачи психиатрической больницы, которая находится недалеко от подмосковного Чехова, и сообщили, что пациент проходит у них лечение.
Может ли человек действительно попасть на амбулаторное лечение, совершив столь тяжкое преступление?
— Есть несколько вариантов течения шизофрении. Когда начинается лечение, оценивается терапевтический эффект, — говорит Ольга Бухановская. — Бывают люди с тяжелой формой болезни и нечувствительные к лекарствам. Они могут находиться в психиатрических стационарах усиленного наблюдения годы, а некоторые — даже десятилетия. Если человек хорошо отреагировал на терапию, социализировался, у него исчезли симптомы заболевания, исчезла ненависть к людям, его могут перевести в специализированную больницу с более легким режимом. А потом могут предложить и амбулаторную помощь, отправить на диспансерное наблюдение. Врачебная комиссия дает заключение, а решение на этот счет выносит суд.
— Полностью излечиться от шизофрении невозможно?
— Нет, это такое же заболевание, как сахарный диабет, оно — неизлечимо. Человек должен находиться под контролем долгие годы.
Как дополняет Александр Вайнер, такие больные нуждаются в пожизненном наблюдении и в пожизненном приеме лекарственных препаратов.
«Хотел отомстить однокласснице»
Есть и другие группы «стрелков». Подтолкнуть человека к массовому расстрелу, по мнению Ольги Бухановской, может также состояние алкогольного или наркотического опьянения. Еще одна группа — это ярко выраженные психопаты. Не стоит сбрасывать со счетов и подражателей.
— Это здоровые люди, которые отправляются в учебные заведения с оружием, чтобы привлечь к себе внимание, — говорит психиатр. — Они жаждут такой вот странной славы, но не просчитывают определенных последствий своих действий. Им нужно зайти, попугать, о чем-то напомнить. Таких подражателей было немало.
Шестиклассник из поселка Сарс Пермского края, устроивший стрельбу в школе, учился в кадетском классе. Школьник жил с мамой, родители были разведены. Отец работал вахтовым методом, жил в Челябинске, но продолжал поддерживать связь с сыном. Родные отмечали, что в последнее время мальчик несколько отдалился, на вопросы отвечал односложно. В школу с оружием он отправился, чтобы отомстить однокласснице, которая над ним издевалась. Карабин выкрал из отцовского сейфа. Подросток умел стрелять, с отцом они ездили тренироваться в тир и на карьер. В школе он успел выстрелить дважды — в потолок и дверь. Жертв, к счастью, удалось избежать. Только один пятиклассник поранился осколками стекла. При нападении подросток кричал: «В меня вселился Бог. Я не справлюсь с собой». Отдать оружие его уговорила директор школы, которая прибежала в класс, услышав выстрелы.
— Школьник хотел прервать насилие над собой, чтобы все начали его бояться. Мог просто подражать «стрелкам», хотел привлечь к себе внимание, но выбрал такой вот дегенеративный способ. Чтобы понять, болен он или здоров, надо проводить судебную психолого-психиатрическую экспертизу. Выяснить, были здесь болезненные мотивы или просто у него не созрел мозг, и он не осознавал всех последствий таких действий.
— Почему среди «стрелков» практически нет девочек?
— Потому что представители мужского пола более дегенеративные (те, кому присущи нарушения физического или психического развития. — Авт.). На женщинах природа экспериментирует, а на мужчинах все это проявляется по полной программе. Это связано еще и с гормональным фоном. У взрослеющих мальчиков, например, резко увеличивается концентрация тестостерона. Мужчины больше склонны к оружию, это больше характерно для мужского поведения.
Александр Вайнер, в свою очередь, вспоминает, что в США или Канаде была 15-летняя девочка, которая открыла стрельбу в школе.
— Реализация бредовых идей зависит от культуры, — говорит психотерапевт. — Во время обострения болезни, в простонародье — белой горячки, возникают галлюцинации. Они зрительные, всегда страшные. Их тематика обусловлена культурой. Если наш алкоголик видит, например, чертей, то в Китае — драконов.
Серьезный фактор риска — психическая нестабильность. Как же предотвратить массовые убийства?
— Нужна качественная психотерапевтическая медицинская помощь, ее не хватает, — говорит Ольга Бухановская. — Психологов-то как раз полно, но тут действовать должны уже клинические психологи. На мой взгляд, надо принимать закон о психологической помощи. Второй момент, надо возвращаться к классической, качественной советской психиатрии. Это связано и с подготовкой врачей-психиатров. У них должны быть собственные классификации, необходимые знания. Хотелось бы, чтобы к мнению психиатров прислушивались.
— У нас психиатров боятся как огня. Считается, раз обратишься — это станет клеймом на всю жизнь.
— А будет еще хуже, пока придумывают законы о том, что психиатрические сведения должны быть в единой информационной системе здравоохранения. Эта информация не должна быть в общем доступе для любого врача, для любого следователя. Надо прекратить выуживать у психиатров информацию о тех, кто к ним обращается. Писать законы, связанные с психическими расстройствами, грамотно. А не так, чтобы у всех подряд забирать водительские права. Это приведет к тому, что еще больше людей не будут обращаться к психиатрам. Будут реже лечиться и пойдут к шарлатанам, которые будут пришептывать и водить яйцами по голове.
Источник: Московский Комсомолец
